Генеалогия и традиции имянаречения

О традициях имянаречения в генеалогии в рамках лекционной программы рассказывает

Федор Успенский

Профессор, зам. директора Института славяноведения и член-корреспондент РАН. Ведущий научный сотрудник Лаборатории медиевистических исследований НИУ ВШЭ

 

 

Уважаемые коллеги, дорогие друзья!

Заявленная мною тема "Генеалогии и практики или традиции имянаречения", конечно, чересчур широка, чтобы за пятнадцать минут рассказать обо всем. Поэтому я, как и, вероятно, предыдущие ораторы, буду отталкиваться от своего личного опыта. И поговорю о том, чем я занимаюсь. Я медиевист, то есть, занимаюсь средними веками. Поэтому волей-неволей в ближайшие 15 минут мы с вами должны будем мысленно перейти в XI-XII век. Чрезвычайно интересное время вообще во всём мире, но особенно важное и интересное для таких стран, которыми я собственно и интересуюсь. То есть, для средневековой Руси и Скандинавии, в то время ещё двух очень близких таких континентов. Их связывало очень многое и в культурном отношении, и в политическом, и в том числе в генеалогическом.

Чем важна традиция имянаречения?

Если говорить самые общие слова, хотя я как раз обязуюсь не злоупотреблять этим... Если говорить самые общие слова о генеалогии и имянаречении, то довольно очевидно, что без имен, без имянаречения мы не имеем генеалогии. Мы, конечно, можем выстраивать до бесконечности таблицы с обозначением отец, сын, дядя, племянник. Но это всё не будет наполнено кровью и цветами. Именно благодаря именам генеалогия дышит, играет и живёт, переставая быть такой простой схемой с подручными целями. При этом надо иметь в виду, что если говорить не о современности, а именно о средних веках, то существует одно принципиально важное отличие в том, что касается имён. Мы сегодня привыкли естественным образом думать  как минимум две вещи. Собственно на этих двух тезисах я более менее сосредоточусь, когда буду говорить о русском материале.

Мы привыкли более-менее думать примерно следующее:

• Что, во-первых, имена - это средства индивидуализации и некоторого выделения из общего социума.

И вот здесь уже лежит одно из главных принципиальных отличий родового средневекового мира от современного мира. Потому что в средние века имя - это, прежде всего, средство. Инструмент отождествления предка и потомка. Это ни в коем случае не желание отличить одного члена семьи или рода от другого, а наоборот. Превратить мир рода в некоторое такое единство, состоящее из предков и потомков, где люди носят примерно одни и те же имена. И в общем-то смерти в этом родовом мире нет, потому что, как это вам не покажется странным, но дух предка при акте имянаречения переходит вместе с именем в его потомков. Внук называется в честь деда, правнук - в честь прадеда, иногда племянник - в честь дяди. Именно потому, что таким образом возобновляется жизнь ушедшего члена рода.

С чем связана эта традиция?

То есть, это, конечно, как-то связано с очень древними верованиями в переселение душ и реинкарнацию. Но я не хочу сказать, что всякий русский князь, когда называл своего сына в честь своего отца, деда, ребёнка, обязательно думал: "Так, вот у буддистов есть реинкарнация, пусть у нас будет то же самое. Пусть дух деда живёт в этом мальчике!". Нет, разумеется, это происходит более-менее автоматически, как автоматически всегда работает культурная традиция. Но я вам напомню, что очень часто даже это встречается и в современном мире, в XX веке, особенно в среде попроще. Бывало, скажем, глава семьи уходил на войну и о нем не было известий, а в семье появлялся ребёнок. Люди, например, старались не называть в честь ушедшего на войну, так сказать пропавшего без вести человека. Не давать имя этого человека в надежде на то. что он ещё вернется. Когда ещё эта история, так сказать, открыта.

Всякий акт имянаречения, особенно если говорить о древней домонгольской Руси, а мы с вами будем говорить именно о имянаречении в княжеском роду... И не только потому, что древние русские источники сохранили довольно богатые сведения о княжеском роде, а как раз о простых людях, об их подданных мы имеем... Мы, конечно, имеем довольно много сведений, мы имеем сведения из летописей, из берестяных грамот. Но они не складываются в общую картину, они всегда отрывочны. Мы в лучшем случае благодаря отчествам, такому уникальному явлению, которое мы сохранили до сегодняшнего дня, знаем, кто был отец того или иного простого человека. А вот с князьями, с элитой, с людьми, находящимися у власти, дело обстоит, конечно, иначе. Там есть сложные генеалогии. Мы можем понять, кто кому приходится троюродным или четвероюродным братом, кто кому приходится двоюродным дедом и так далее. Этот шанс есть. Есть где развернуться, грубо говоря.

С чем связан акт имянаречения?

Так вот всякий акт имянаречения, особенно в княжеской среде, в династической среде Рюриковичей - это, без преувеличения, всегда реактуализация, возрождение всей родовой памяти. И именно поэтому, конечно, к наречению именем подходили с максимальной ответственностью. Это не было минутным делом. Безусловно, имя приготовлялось заранее. И просто члены рода думали о том, как назвать ребенка, даже еще не зная, кто это будет  - мальчик или девочка.

И тут важно сказать сразу о трех вещах, как минимум, которые определяли всю историю имен у русских князей. Преимущественно домонгольского времени, но не только.

Первая вещь. У Рюриковичей, даже когда они еще не стали полноценной династией, не стали единственной династией на Руси.... А было время, X век, например, когда на Руси явно было несколько княжеских династий, которые боролись за власть. Мы-то уже знаем что Рюриковичи вырвались вперед, подмяли под себя всех и стали единственной династией. Но, тем не менее, была ситуация, когда династий, элитарных таких семей было много. У Рюриковичей с очень раннего времени установился принцип имянаречения, связанный с их генеалогией, и с их родословием. Ребенка, появившегося на свет, называли в честь умершего предка.

Казалось бы, это довольно тривиальный, хотя и базовый принцип. Он в каком-то смысле доживает до сегодняшних дней, хотя уже нет династий. И обо всем этом можно говорить только в кавычках, в переносном смысле. Но тем не менее это очень важный принцип ровно потому, что из него логическим образом вытекал запрет наречения именами живых прямых предков. То есть человек, у которого родился мальчик, отец, не мог дать свое имя своему сыну. И речь идет именно о династических именах, об именах русских князей, которые были очень изолированы от всего именослова их окружения. Вы никогда не найдете пусть даже и новгородского боярина по имени Мстислав или какого-нибудь ремесленника-кожевника по имени Изяслав. Тем более вы не найдете какого-нибудь рыбака по имени Владимир в ту эпоху. Нет!

Почему?

Это все княжеские имена, на которые только князья имели право. И имя династии воспринималось в этом смысле как неделимое имущество, это то, что не должно уйти за пределы рода. Точно так же, как вы не можете себе представить рыбака на курском столе княжеском. Или вы не можете себе представить, чтобы где-нибудь в Галиче сел какой-нибудь бывший ремесленник. Взял и стал князем! Это немыслимая ситуация. Эти вещи передаются по наследству - власть, княжеский стол и родовое династическое имя. Они не должны были уходить из рода, поэтому существовал очень строгий водораздел между именами князей и именами их подданных.

И вот в этом микрокосме династических имен действовал очень жесткий запрет на наречение отцовским именем или именем прямого живого предка. Если дед, например, еще жив. А это частая ситуация, потому что люди рожали детей в довольно молодом возрасте. 12-13 летний князь - это уже, вообще говоря, полноценный член социума. Он уже женится, он уже получает стол от отца, он уже участвует в военных сражениях. И вскоре у него появляются дети. Так что довольно часта ситуация, когда дед, например, жив. И конечно именем деда нельзя было назвать только что родившегося внука. Идея заключалась в том, что нельзя у живого человека, так сказать, отнять его имя и передать новому члену рода. Этот принцип просуществовал на Руси очень долго. И, собственно, результат таков, что, например, ни разу не встретите князя по имени Владимир Владимирович. Такое просто невозможно себе представить кроме одной ситуации.

И нет исключений в этой традиции имянаречения?

Есть одно исключение за всю домонгольскую эпоху. Это появляется на Руси князь Мстислав Мстиславович Удатный. Удатный значит не удалой, и не в том смысле, что он такой разухабистый. Хотя это тоже, он был чрезвычайно успешным военным полководцем. Так вот Удатный значит скорее - тот, кому сопутствует удача. Вот вы видите, что у него как раз тавтологическое, как сказал бы лингвист, имя и отчество. Его зовут Мстислав Мстиславович. Но в данном случае это единственное исключение.

Как всегда и бывает с единственными исключениями, оно только подтверждает правило. Потому что речь идет о человеке, который родился в тот момент, когда отца его не было в живых. Его отца убили, когда он был в утробе матери. А как раз по некоторым законам и правилам родового мира вот в такой ситуации было совершенно естественно использовать только что освободившееся родовое имя. Даже существовал своего рода негласный императив на это. На то, чтобы передать имя только что погибшего отца его новорожденному сыну. Именно так и объясняется тот факт, что на Руси действует один такой человек по имени Мстислав Мстиславович.

Неужели больше нет повторений?

Если вы хотя бы даже посмотрите на именной указатель к любой из русских летописей, то вы увидите, что это будут Ярополки Владимировичи, Святополки Изяславичи, Владимиры Святополчичи и так далее. Вы не найдете больше тавтологических имен и отчеств. Все, что я сейчас сказал, касается в полной мере (и действует, надо сказать, безошибочно и бесперебойно) только княжеских династических имен, не связанных с церковным календарем. Это такие имена как Ярополк, Владимир, Всеволод, Мстислав, Изяслав, Святослав, Ростислав, как угодно. Но это те имена, которые существовали у русских князей или скажем более обще восточнославянской среде до обращения в христианство. Они генетически по происхождению связаны с язычеством. Они могут никак не отсылать к язычеству, но это языческие имена, под которыми человека нельзя было крестить. Сейчас тоже если вы придете в церковь, попросите вашего ребенка окрестить именем Изяслав, то священник на это не согласится.

Так было и тогда. Поэтому такой мощнейший удар, который переживает русский архаический именослов, а особенно княжеский именослов, конечно был связан с обращением в христианство русских князей. При этом русские князья оказались в такой странной и довольно частой ситуации в России, когда они должны были быть одновременно проводниками новых идей, новых верований, новых концепций и идеологем и в то же время все их право на власть, все, что давало им право оставаться во главе русского княжеского дома, все было связано с традицией предков с некоторой архаикой, с некоторым наследием древности, с их предками. Поэтому они были одновременно обращены лицом и вперед, и назад. Они должны были быть проводниками христианства, но при этом как-то исхитриться и сохранить то архаическое, что давало им легитимные права на владение Русью. И они исхитрились.

Что же придумали русские князья?

Ответом на христианизацию Руси стала система двуименности, которая возникает в княжеском доме. Но и не только, она была и за пределами княжеского дома. Но мы пока говорим только о князьях за то оставшееся небольшое время. Русские князья выработали систему двуименности. У лица, обладающего властью, наследственным имуществом и владениями было одно имя, которое связывало его с миром предков, с миром рода. Это имена дохристианского происхождения, которые они получали в честь своих ближайших родственников, недавно ушедших. Мстислав, Изяслав, Владимир, Всеволод. И кроме того у них были имена, которые они получали как новые члены церкви. То есть, имена, под которыми их крестили, под которыми их причащали под которыми их отпевали, когда они уходили в другой мир.

Собственно эта ситуация двуименнности может быть в чем-то кажется нетривиальной современному человеку. Но, вообще говоря, она, во-первых, не так уж редка и, во вторых, в ней нет ничего такого уж удивительного. Мы исходим из такой странной презумпции, что один человек - одно имя. Но ведь, вообще говоря, даже в современном мире это не так. А уж если говорить об архаическом мире, наоборот люди как раз в каком-то смысле собирали имена и даже коллекционировали их.

Была идея, правда не на Руси, а в Скандинавии, что чем больше у человека имен, тем он удачливей и счастливее в своей жизни. Но русские князья, может быть, об этом и не думали. Им важно было откликнуться на некоторые вызовы времени. Именно поэтому, начиная с крестителя Руси Владимира Святого, возникает система русской княжеской двуименности, когда его с одной стороны зовут Владимир, а с другой стороны его зовут Василий. И Василий - это его имя, как имя христианина, имя члена церкви.

Сколько продолжалась эта традиция имянаречения?

Дальше это будет продолжаться в каждом поколении. Все новообращенные Рюриковичи носят по два имени. За исключением тех, которые носят одно имя, но я о них скажу чуть отдельно.  Как вы знаете, сын Владимира Святого Ярослав был Георгием в крещении. И хотя бы город Юрьев, который он построил, отражает то самое обстоятельство. Его братья все обладали христианскими именами помимо этих имен династических княжеских. И вот так на глазах возникал очень важный и очень интересный язык династических имен. Он все больше наполнялся элементами, становился все сложнее и разветвленнее.

У династии все больше появлялось пространства для маневра, поскольку имя это всегда нечто чрезвычайно информативное. И для членов княжеского рода, и для их подданных, и для их окружения. Все больше появлялось маневра и возможности для высказывания князя при помощи имен. Потому что когда он нарекал своего сына теперь уже не одним, а двумя именами, он уже больше нюансов и оттенков мог отразить в этом имянаречении. И то, что мы видим, собственно так и происходит. Потому что по одной линии мы видим, как какие-то властные полномочия передаются вместе с именем династическим, княжеским. Даже складываются какие-то очень странные и, на первый взгляд, не вполне понятные обычаи. Например как правило в княжеской семье княжич по имени Изяслав получал Курский стол. Всегда была такая закономерность: раз Изяслав - значит Курский стол. Так называли, как правило, второго сына в княжеской семье.

Конечно, это не такая строгая закономерность, как в случае с тем, что нельзя дать своему сыну свое имя, пока ты жив. Исключения есть. Но тем не менее закономерность явно просматривается. При помощи княжеских династических имен можно выражать какие-то высказывания относительно планов, определять каким-то образом будущее этого ребенка. Как бы намечая вектор его развития.

Это касалось и христианского имянаречения?

А что касается имен христианских, поначалу не очень понятно, как использовать эти вновь появившиеся имена. Но очень скоро им находится применение. И надо вам сказать, что этот жесткий базовый запрет, когда ребенку нельзя, если ты живой родственник новорожденного, дед или отец, и передать свое княжеское династическое имя. Этот запрет полностью отменялся в сфере имен христианских вторых. То есть ты, будучи, например Владимиром по династическому имени и Василием по имени крестильному, вполне мог передать ему имя Василий. Но только при том условии, что у него было еще какое-то династическое имя в честь покойного прадеда, например.

И вот тот факт, что этот самый запрет отменяется на уровне христианских имен, очень важен. Потому что благодаря этому, собственно, осуществлялись очень многие, во-первых, политические стратагемы. А во-вторых, благодаря этому княжеский именослов очень мощно развивался. Что касается политики, то понятно, что эта идея передачи своего собственного имени отца сыну отчасти связана с порядком престолонаследия.

Как вы знаете у русских князей в домонгольское время был так называемый лествичный принцип престолонаследия. Власть или княжеский стол передавались не от отца к сыну (не по вертикали генеалогической), а наследовались по горизонтали. Стол передавался от брата к брату. Когда число братьев иссякало, то этот стол переходил к старшему сыну старшего брата. То есть такой змейкой что ли передавался этот княжеский стол. Понятно, что это идеальная норма. Она никогда не соблюдалась. И она всегда конкурировала с естественным желанием отца отдать самый лакомый кусок сыну, минуя всех этих братьев, с которыми всю жизнь ссорятся и спорят.

О чем дает в данной ситуации традиция имянаречения?

Но естественно, что вот в такой ситуации престолонаследия было как раз знаком некоторым. Если ты нарекаешь своего ребенка в честь самого себя, то  это довольно многое говорит о том, кому ты собираешься передать всю полноту власти. И такой возможности не было. Но когда появляется возможность наречь своего ребенка христианским своим именем, это становится некоторым мощным стимулом, мощным орудием для переключения с порядка престолонаследия по горизонтальной линии на порядок вертикальный. Когда всякий отец любящий стремится отдать власть сыну. Конечно, ему все равно мешают это сделать, но тем не менее. Тут важно скорее само стремление, а не реальные политические факты.

Вместе с тем, что очень характерно, на раннем этапе, а именно во второй половине XI века складывается ситуация. Живут русские князья, у которых, как правило, по два имени: одно - династическое нехристианское, а другое имя - христианское. Но как выбирается это христианское имя? Казалось бы, по календарю, как мы привыкли думать сейчас. Вот родился ребенок, заглядывают церковный календарь и говорят "Ага, пусть будет Акакием" или "пусть будет Дементий". Или как-то еще. Нет, конечно, ровно такого не происходило. Как ни странно, на этом этапе жизни династии церковный календарь еще не играет той мощной роли, которую он будет играть в позднем позднем средневековье в Московской Руси.

А что насчет христианского имянаречения?

Как выбирались христианские имена? Вот эти вторые имена членов княжеского рода. Здесь огромную роль, как это вам не покажется странным и наивным, играла иконографии святых. Русские князья были в общем-то людьми довольно воинственными. Им главное, чтобы у святого были на изображении копье, меч, щит. Хорошо, если есть конь. Но нет - так нет. Именно поэтому святые воины первыми оказываются втянуты в именослов русской династии. Федор Стратилат, Федор Тиран, Иван Воин и так далее. Всякие святые исповедники, святые прославившийся аскетической жизнью и умершие своей смертью... Не то что их презирали. Нет, в этом смысле конечно нет. Но как-то предпочитали их имена оставить в стороне.

Другой, и на этом я закончу, последний принцип возникает в конце - второй половине XI века. Поскольку ко второй половине XI века уже накопились члены династии ушедшие из земного мира, которые носили какое-то христианское имя, то Рюриковичи стали использовать их христианские имена в качестве родовых. Ну вот пожалуйста: убили Бориса и Глеба. Такая междоусобная княжеская распря. Борис был Романом в крещении, Глеб был Давидом. И что мы видим? Мы видим, как в ближайшем поколении появляются четыре брата у князей. Четыре ребенка Борис, Глеб, Роман и Давид. То есть,  христианские имена предков оказываются втянуты в эту орбиту родового мира и они опять-таки начинают использоваться на выгоду политическому  проекту Рюриковичей, которым они занимаются.

Я вам рассказал самое начало, простите, на этом должен прерваться. Спасибо.

Генеалогия и традиции имянаречения

Будем рады встрече на ГЕНТЕХе в 2020 г., чтобы поговорить еще о наших именах и генеалогии!