Рукописные дневники в цифровую эпоху. Проект «Прожито»

Работа с рукописными дневниками в цифровую эпоху. Проект "Прожито"

Все доступные личные дневники на русском. Пока мы работаем с русским и украинским языком. Мы собираем уже опубликованные тексты и сами публикуем какие-то рукописные тексты, которые попадают к нам в руки.

Что такое дневник? Мы вынуждены понимать дневник в самом широком значении этого слова. И мы работаем с любыми текстами, которые состоят из подневных записей и представляют собой хронологическую последовательность подневных записей одного конкретного человека.

Культура ведения дневника в Европе появилась сравнительно рано, если не ошибаюсь, это связано с культурой эпохи Возрождения, но большое распространение личные дневники получили в контексте протестантской культуры.

Для России это явление сравнительно позднее. Основные наши материалы — это материалы середины XIX века. Первые дневники, которые мы успели внести в наш корпус, — это дневники путешествий последней четверти XVIII века. В принципе, у меня есть сведения о некоторых подневных записях, которые вёл студент, посланный Петром I учиться заграницу, но до этой рукописи я пока добраться не смог и проверить, что она из себя представляет, тоже не смог. Первая запись, по-моему, тысяча семьсот восемьдесят какого-то года именно в нашем корпусе. Работа с рукописными дневниками в цифровую эпоху. Проект Прожито

Люди обращаются к ведению дневника в очень разные моменты жизни и с очень разной прагматикой. Во-первых, дневник может быть чисто технической рабочей историей, которая позволяет фиксировать фактографию и очищать память от необходимости хранить большое количество фактов. У нас очень много такого рода дневников, которые предназначены исключительно для фиксации встреч и мелкой фактографии рабочего характера.

Самая близкая мне тема, причина ведения дневника — это ведение дневника с целью изменить себя или справиться со стрессом, депрессией, и, по моим ощущениям, такого рода дневников, регулярно ведомых, большинство. То есть люди ставят перед собой какие-то задачи, анализируют поведение, фиксируют всё, что с ними происходит, и через проговаривание таких вещей, во-первых, то, что с ними происходит, скорее превращается в опыт, если это проговорить и записать, а во-вторых, это позволяет справиться со стрессовыми ситуациями, выпуская чувства из себя или проговаривая их в диалоге с невидимым собеседником, которым без сомнения является дневник, люди лучше проживают тяжёлые моменты. Поэтому огромное количество дневников начинается в первые месяцы войн и заканчивается примерно тогда же, когда заканчиваются войны. Поэтому очень много чётко дневников 1941–1945 или начала 1946 годов, в 1945-1946 году необходимость ведения дневника становится меньше и люди забрасывают это довольно трудоёмкое занятие.

Также есть некоторое количество дневников, которые изначально ведутся людьми текста с расчётом на публикацию и с определённой концепцией представления себя публике. И вообще, когда мы говорим об искренности дневника, очень часто в обывательском представлении о дневнике, дневник — это самый искренний текст, который может быть порождён человеком. На деле это очень обсуждаемое утверждение, потому что у каждого автора есть своя прагматика, довольно мало есть по-настоящему личных текстов. Часто авторы отдают себе отчёт, что их тексты могут быть прочитаны, и даже рассчитывают на это, но я, наверное, об этом скажу чуть-чуть позже.

Наш сайт представляет собой большой текстовый корпус. Я, к сожалению, не додумался сделать скрин основной страницы нашего сайта, но это список авторов дневников, которых сейчас уже больше 2200, и для навигации по этим дневникам в процессе работы родился такой простой рубрикатор, который сделан скорее от здравого смысла, нежели от понимания жанра. Но в основном эти теги, которыми мы снабжаем дневники, часть из них имеет отношение к дневниковым поджанрам и через них тоже можно понять некоторые прагматики ведения дневника. Работа с рукописными дневниками в цифровую эпоху. Проект Прожито

Здесь очень много текстов, которые могут быть отнесены к жанру личных дневников с некоторой натяжкой: например, дневники наблюдения за птицами, наблюдения за природой, дневники наблюдения за детьми. Но поскольку мы в нашем проекте понимаем термин «дневник» в самом расширенном смысле, мы работаем со всем. И здесь где-то есть дневники снов. Довольно часто дневники ведутся именно с целью фиксации снов, и некоторое время назад, возможно, это интересный для вас факт, мои коллеги из Пушкинского музея написали о большом дневнике XIX века, который вёлся на протяжении пятидесяти лет, принадлежал одному из родственников Достоевского и, по комментарию рассказавшего мне о нём специалиста, мог бы скорее стать замечательным источником в том числе для изучения какой-то психиатрии XIX века. Важно, что на протяжении пятидесяти лет автор записывал сны и он был настолько педантичен в своих записях, что в случае, если ему снился конкретный человек, он записывал о нём всю сопроводительную метаинформацию. И если во сне фигурировала женщина, то он записывал её девичью фамилию и все известные ему официальные и неофициальные любовные связи. И в этом смысле мои коллеги, понимая, что женщине сказать гораздо сложнее, чем мужчине, считают этот источник неоценимым, и мы пытаемся как-то вместе получить доступ к архивному хранению, в котором он лежит, и попытаться, может быть, частично его оцифровать.

Это как раз про прагматику ведения дневника. Я снял с полки один из дневников начала 2000-х годов, с которыми мы в проекте не работаем, потому что мы всё-таки поставили… Нижней границы для нас нет, но верхнюю мы поставили — это 31 декабря 2000 года. Этот дневник мне был подарен просто как милый артефакт. И на первой странице дневника девочка описывает своё отношение к тем, кто откроет её дневник, что она возненавидит любого, кто откроет её тетрадь. И такую надпись в разных формулировках мы встречаем довольно часто во всех детских дневниках XIX и XX века. Но удивительным образом в текстах встречается большое количество информации, дающей исследователям некоторое моральное право с этим текстом работать, потому что через несколько страниц после подобного запрета мы можем встретить формулировку: «Вы, наверное, спросите / Ты наверное спросишь меня, почему…», — и дальше объяснение какого-то факта жизни. Авторы довольно часто клянутся перед своими читателями, всё время обращаются к своим читателям, очевидно рассчитывают на своего читателя или отдают себе отчёт в том, что он может быть. Сейчас я говорю про детские дневники.

Взрослые дневники тоже довольно часто ведутся с прицелом на возможность с ними работать дружелюбного или недружелюбного читателя. То есть есть дневники, которые написаны с прицелом на то, что их будет читать следователь. В дневники советского дипломата Майского вложено сопроводительное письмо на имя Сталина, в котором он объясняет, как понимать его текст в случае, если текст случайно будет прочитан. И есть особый вид. Самое удивительное — это дневник Рюрика Ивнева, секретаря Луначарского, который свой дневник сразу размечал под вёрстку и помечал, какие тексты переносить в подстрочные комментарии, когда этот текст будет издаваться в книжном виде.

Но в целом для второй половины XIX века мы точно знаем, что члены одной семьи обменивались дневниками, внутри семьи проводились чтения дневников и это абсолютно нормальная практика, которая сохранилась, по тому материалу, в котором я ориентируюсь, до 30-х годов XX века. В школьных дневниках советских подростков 16–17-летних есть пометки их одноклассников, есть то, что мы называем бухгалтерией любви, то есть признания в любви и какая-то любовная рефлексия, записанная советским подростком, и рядом на полях пометки объекта его чувств, которому он дал свой дневник прочесть в качестве некоторого признания.

Я забыл рассказать о том, что довольно часто встречаются дневники довольно сильно отредактированные и даже полностью сфальсифицированные. Мы вынуждены работать и с такими текстами тоже. Большое количество текстов, когда готовится к публикации, довольно сильно переписывается авторами с очень разными целями. Если человек хочет запомниться мудрым и благородным, то перед публикацией он готовит авторскую редакцию своих дневников, в которые он вливает большое количество мудрости и благородства, и уничтожает оригинал, оставляя нам только машинопись. И мы можем только гадать, чем является этот текст.

И есть довольно большое количество дневников военного времени, изданных в советские годы, которые, по моему мнению, являются фальсификацией, потому что они в высшей степени непохожи на то, что представляет собой военный дневник на самом деле. В 70-е годы, когда был большой запрос на воспоминания о войне, огромное количество людей оформили свои воспоминания в виде дневников для того, чтобы они выглядели более достоверно, или переписали свои фронтовые дневники, сделав из них развёрнутый лирический текст. И такие тексты довольно легко отличить. Настоящие люди имели возможность ввести дневник в военное время, только находясь на некотором отдалении от линии фронта. Дневник, который вёлся на передовой, чаще всего представляет собой небольшой блокнот, в котором есть записи, связанные с дислокацией, ранениями, гибелью друзей и с награждениями. Всё, что сверх этого, возможно дописано после войны. Есть очень большие, развёрнутые тексты с большими диалогами, лирическими отступлениями и фантастическими, глупейшими анахронизмами, когда человек в дневнике 1941 года рассуждает о ходе войны в 1943 году, якобы сидя под бомбёжкой. Работа с рукописными дневниками в цифровую эпоху. Проект Прожито

Но в целом я вернусь к нашему корпусу «Прожито». Три года назад этот проект начинался как поисковый инструмент по датированным текстам, который бы дал возможность любому пользователю сети Интернет, посмотреть, что в своих дневниках в определённые дни записывали жители определённых городов. Сейчас этот проект несколько разросся, и сейчас у него есть три больших личины что ли.

Первая — это закрытый электронный архив, к которому имеет доступ только команда проекта. Это архив сканов и фотокопий рукописных дневников, которые нам передали в проект. Сейчас таких рукописей у нас около 250. Они все очень разные по размеру, разные по датировке. Самая старая переданная нам рукопись относится к 1880-м годам. Самая большая рукопись — это дневник, который вёлся на протяжении пятидесяти лет. В нём 80 общих тетрадей, исписанных убористым подчерком, и он вёлся с 1927-го по середину 1970-х. Мы работаем с ним уже два года и мы расшифровали его на три четверти.

Вторая часть нашего проекта — это текстовый корпус, в который мы вливаем наши тексты. Он доступен всем по адресу http://prozhito.org/, и он полностью открыт и доступен. Мы загружаем на него тексты как уже опубликованных дневников, так и те, которые мы сами готовим к публикации. Библиография опубликованных дневников на русском и украинском языках — около 2500 единиц. Это то, что мы за два года по библиографическим указателям, по поисковым инструментам разных библиотек сумели найти. Я думаю, что, конечно, больше. Я думаю, что больше 3000, просто мы ещё не до всего добрались. Мы заводим страницу на каждый известный нам дневник вне зависимости от того, есть у нас в распоряжении этот текст или нет. В случае если мы точно не сможем получить эту рукопись, мы аннотируем рукопись, пишем то, что мы о ней знаем, просто потому, что мы ещё делаем библиографический указатель подобного рода текстов. Работа с рукописными дневниками в цифровую эпоху. Проект Прожито

У нас есть огромная волонтёрская команда, которая помогает нам переносить тексты из нашего закрытого электронного архива в общий доступ на сайте, расшифровывая и сверяя эти тексты. Всего мы успели загрузить 1150 дневников, из которых около восьми с половиной сотен — это то, что было опубликовано до нас, и две с чем-то сотни — это то, что мы сейчас или сами полностью опубликовали, или продолжаем публикацию. И у нас есть ещё очередь из 400 текстов, которые нуждаются в вычитке, разметке; рукописи, которые нуждаются в расшифровке, и любой желающий может на нашем сайте получить списки этих текстов. Если ему интересна какая-то тематика, то он может обратиться по адресу prozhito@gmail.com, и, если он обладает силами и желанием, присоединиться к нашему сообществу и начать участие в подготовке к публикации дневников.

Основная единица нашего собрания, самая маленькая единица — это подневные записи. Дневники бьются на подневные датированные записи, и у нас сейчас 315 тысяч подневных записей преимущественно второй половины XIX и XX века. Вот это график распределения подневных записей по хронологической линейке. Здесь видно, что мы XX веком занимаемся дольше, чем XIX. Мы начинали как проект советского времени, но дневники довольно редко начинаются в 1917-м и заканчиваются в 1991-м, поэтому было бы нечестно отрезать куски материала и постепенно наш советский корпус оброс справа и слева некоторыми материалами. И когда мы открывали новую версию сайта, мы просто отказались от хронологических границ, оставив только верхнюю — 2000 год. То есть мы не работаем с рукописями после 2000 года, но, если нам присылают уже готовый текст, мы можем его загрузить. Работа с рукописными дневниками в цифровую эпоху. Проект Прожито

XIX век у нас представлен гораздо хуже, только вторая, даже последняя треть XIX века как-то перекрыта записями неплохо. И у нас есть два очевидных пика: 1919 год и 1942 год. Это Гражданская война и Великая Отечественная война. И я уже частично говорил, почему так. Потому что люди, во-первых, часто обращаются к ведению дневника в момент испытаний, для того чтобы справиться со стрессом. Во-вторых, дневники военного времени… Есть очень смешная для меня вещь: практически все предисловия дневников военного времени начинаются с фразы: «Перед нами совершенно уникальный источник», потому что в армии было запрещено вести дневники. Действительно был запрет на ведение дневников, потому что дневник, если он попадёт к противнику, может использоваться в агитации, может выдать военную тайну, но тем не менее вели довольно много. И военных дневников сохранилось гораздо больше, чем дневников мирного времени. И военный дневник скорее пионеры принесут в краеведческий музей, потому что они понимают, что это исторический источник. Из дневника гимназистки проще накрутить сигарет. И военные дневники гораздо лучше публикуются, как минимум раз в год есть некоторый месяц, когда можно получить финансирование на публикацию дневника военного времени. Поэтому в издательской практике скорее представлены дневники военного времени.

Так выглядит среднестатистическая, нет, не среднестатистическая… Так выглядит страница дневника, которой мы гордимся. Это наш автор, которого мы опубликовали первыми. Это дедушка одной из наших первых волонтёрок. Первые несколько месяцев его дневник — это дневник токаря. Потом он продолжает вести дневник, когда становится курсантом-красноармейцем, и заканчивает он вести дневник на территории Финляндии, которую он пришёл освобождать от бело-финского правительства. Дневник очень интересен тем, что он написан довольно сложным, хорошим языком тонкого, склонного к рефлексии человека. Но в дневнике чудовищное количество ошибок, потому что он дислексик. Сам он ошибки объясняет тем, что он довольно плохо учился, на самом деле он довольно сложный, умный человек, и, скорее всего, он просто не мог писать грамотно.

Когда мы издавали этот дневник книжкой, мы нормализовали текст, и книжка читается легко. К нам на сайт мы загрузили химически чистую расшифровку с сохранением всей авторской орфографии и пунктуации, поэтому не всё в этом дневнике можно найти через наш поиск, потому что часто наша поисковая система в этих сочетаниях букв не распознаёт слов. Но это принцип нашего проекта: мы стремимся сохранить и передать максимально точно все особенности текста. Во-первых, потому что от нас этого хотят лингвисты. Наш корпус — это большой инструмент для компьютерных лингвистических исследований, и ошибки в тексте — довольно важные индикаторы того, что происходит с языком. Ну и во-вторых, это довольно важный контекст, из которого мы можем лучше понять автора.

Мы никак не редактируем дневники, не оцениваем, не комментируем, работаем с тем, что у нас есть. Мы не отбираем авторов. Мы аннотируем абсолютно любые подневные записи, которые попадают к нам в руки. У нас нет никакой редакционной политики, мы не можем ускорить тот или иной текст, потому что мы работаем с помощью волонтёров. Основная рабочая сила — это люди, которые приходят и тратят своё время, мотивированные только своим интересом. Мы не вправе им ничего приказывать, и даже довольно сложно попросить волонтёра сделать что-то, что ему неинтересно. Работа с рукописными дневниками в цифровую эпоху. Проект Прожито

Поэтому у нас есть своеобразная саморегуляция. Мы аннотируем и пишем о всех дневниках, которые у нас есть, а в работу идут только те, которые могут заинтересовать наших участников. Поэтому какие-то дневники публикуются очень быстро, а какие-то висят на протяжении лет практически без движения. С самого начала мы поняли, что взялись за какую-то мегалитическую задачу, решить которую можно только силами большого количества участников. Институтом с большим количеством ставок мы стать не можем, поэтому мы придумали очень простые правила обработки текстов и через социальные сети и средства массовой информации обратились к сообществу с просьбой поддержать нас в нашей работе. И за три года у нас было больше 600 участников добровольных, к числу которых я не отношу студентов, которые проходят у нас практику, их тоже было, наверное, больше сотни.

Волонтёры приходят и уходят, некоторые работают по несколько лет. Некоторые делают по одному материалу и теряют к нам интерес. В целом работает всегда около 40–50–60 человек, каждый день мы загружаем новый дневник или порцию нового дневника. Мы проводим регулярные встречи. Раз в месяц мы встречаемся в Москве на базе Музея истории ГУЛАГа. Эти встречи называются лабораториями. Для таких лабораторий мы приносим ранее не публиковавшиеся рукописи. Чаще всего мы берём подростков 20–40-х годов, потому что это самый простой заход в тему, потому что широкую публику проще заинтересовать дневником подростка, нежели дневником музейного работника, который на протяжении пятидесяти лет фиксирует итоги своей работы с материалом. В результате каждой лаборатории у нас появляется коллективная публикация, то есть все приходят со своими ноутбуками, мы вместе расшифровываем по фрагменту дневника, потом после лаборатории один участник «Прожито» сверяет этот текст и у нас получается публикация, в которой 25 участников. И это хороший способ увлечения людей тем, чем мы занимаемся, потому что часть участников лаборатории потом становится нашими волонтёрами.

Это некоторые из наших лабораторских дневников. У меня уже совершенно подходит к концу время, поэтому я не буду рассказывать про всех. Здесь есть два человека, дневники которых дошли к нам через судебно-следственные дела и были приложены в качестве свидетельств их контрреволюционных и антисоветских намерений. Здесь есть один одноногий мальчик, который живёт в доме для детей с инвалидностью в 1926 году, и он редактор местной стенгазеты. Здесь есть мальчик-финн, который был выслан в Сибирь и один на протяжении полугода скитался по Сибири. И в поисках своих родственников, потому что те родственники, с которыми он ехал, умерли, в процессе этого у него была небольшая записная книжка, в которой он фиксировал какую-то фактографию того, что с ним происходит, и есть запись о том, как он случайно убил человека. И есть очень важные для меня дневники… Я подобрал для презентации своих любимых авторов, и мне сейчас очень сложно не пуститься в рассказы о каждом из них. Я расскажу об одном из них, и моё время подойдёт к концу.

Это дневник Маши Кузнецовой, который был куплен в 90-е годы на развале в Питере, в Петербурге. Дневник девочки, которая оказалась жительницей Старой Руссы. Когда ей было 15, а потом 16 лет, она оказалась на оккупированной территории и работала подавальщицей, то есть официантом в немецкой столовой. Это одна тетрадка девичьего дневника с типичной для девичьих дневников рефлексией и вниманием к собственным чувствам. Она пишет о советских солдатах, она пишет о немецких солдатах, пишет в одной тональности, потому что и в тех и в других она видит мальчиков, обречённых на смерть. В какой-то момент она влюбляется в молодого человека Франца. Непонятно, был ли у них роман, потому что дневник прерывается в тот момент, когда Старую Руссу обратно отбивают наши войска. Но в конце дневника есть её роспись — у нас довольно много дневников, которые нам попали из судебно-следственных дел, и все обычно заканчиваются датой, фразой «Этот дневник вела я такая-то такая-то» и подпись, это такая финализация текста, которую заставляют сделать, если изымают у тебя дневник при обыске. И в дневнике есть несколько пометок следователя красным карандашом. Что-то отчёркнуто, написано: «Сволочь», где-то отчёркнуто, написано: «Перевоспиталась у немцев» и… больше ничего. Этот дневник был куплен на блошином рынке.

Мы подготовили его публикацию, полностью загрузили к нам на сайт и передали нашим большим друзьям и партнёрам — «Арзамасу», у которого аудитория несравненно больше, и они сделали, вернее, мы для них подготовили популярный материал по этому дневнику. И разразился небольшой скандал, потому что в социальных сетях, как часто бывает в моменты публикаций таких противоречивых свидетельств, схлестнулись представители разных взглядов. Нас обвиняли в том, что мы сфальсифицировали этот дневник, было довольно много нападок на эту девочку, но самое важное: во-первых, благодаря этому шторму в комментариях некоторые люди упоминали про дневники своих дедов и как минимум один дневник оккупации нам достался рукописный — буквально через несколько дней нам принесли, мы сняли копию и опубликовали. Потом благодаря этому резонансу эта девочка нашлась в книге памяти, которые мы не догадались проверить, нашлась девочка с похожим именем и приблизительно подходящая по возрасту и приблизительно из этих краёв. И чуть позже в социальной сети «ВКонтакте» появилась женщина, которая написала: «Мы знаем о том, что была в семье двоюродная бабушка. Я смотрю документы, и, кажется, это она». Она нашла только свидетельство о смерти. Девочка умерла меньше чем через полгода от пеллагры, то есть крайней степени истощения, в лагере. И наследница, двоюродная внучка обратилась в архив ФСБ, получила доступ к этому делу, сняла с него копию. Всё дело основано только на дневнике, в обвинительном заключении есть цитаты из этого текста, и конверт, в который должен быть вложен дневник, — пустой. Это связано с тем, что архив переезжал в Великий Новгород, в процессе переезда произошло какое-то «раздырявливание коробки» и дневник зажил своей жизнью.

Я бы мог ещё рассказывать про шифрованные дневники, про подростковые дневники 30-х годов, фантастический дневник пушкиниста и отца десятка детей, но я лучше отвечу на вопросы, если у вас такие есть.

В: Вы меня вдохновили: мне от деда передали стопку писем, как он переписывался со своей мамой, с сыновьями, ещё что-то. Но мне страшно к ним приступить, потому что там половина на украинском. Бабушка 1905 года рождения.

О: Смотрите, мы сейчас не работаем с письмами, то есть мы не можем их публиковать. Но стоим перед необходимостью работать с ними уже. То есть мы начинаем собирать сканы и расшифровки, потому что рано или поздно нам придётся расширять корпус за счёт переписки. Правда, если мы откроем эту маленькую дверцу, нас тут же снесёт материал, потому что писем на порядок больше, чем дневников, но надо работать с письмами и с дневниками, потому что и там, и там хорошая датировка. Есть огромный общественный запрос на воспоминания. Почти каждая вторая рукопись, о которой нам пишут, в итоге оказывается не дневником, а воспоминаниями. Поэтому я постепенно собираю, если присылают, архив воспоминаний и писем. Так что напишите, если сможете. Работа с рукописными дневниками в цифровую эпоху. Проект Прожито

Мы также используем результаты труда большого количества публикаторов и не всегда можем согласовать выкладывание этого текста. Потому что мы поставили себе задачей собрать всё, что было опубликовано, что-то нам передают издательства, что-то нам передают наследники, что-то нам передают публикаторы, но дотянуться до всех и согласовать каждый текст мы не можем. Действуем на свой страх и риск, у нас есть возможность закрытия текста, удаления текста из поиска, то есть мы можем закрыть полнотекстовый доступ, текст продолжает участвовать в поиске по корпусу, если вы ищете одно ключевое слово, то выдаётся только одна подневная запись с этим ключевым словом. Тем самым мы всегда остаёмся в рамках цитирования, и так мы закрываем книжные новинки. Нам часто издательства передают книжные новинки для выкладывания в этом закрытом режиме, и мы оставляем ссылку на сайт издательства, у которого эту книгу можно купить.

В: А если один приходит и говорит: «Хочу поделиться», а другой, что не хочет, чтобы история их деда…

О: Всё, понимаю. Мы работаем в значительной мере на свой страх и риск и в значительной мере на личных договорённостях. Три года мы работали просто как гражданская инициатива, не имея ни юридического лица, ни серьёзного юридического сопровождения. Сейчас мы начинаем подписывать с наследниками небольшое соглашение на публикацию, что тем не менее, как мне кажется, не снимает всей глубины вопроса. Мы даём наследникам возможность удалить из текста то, что они считают неправильным к опубликованию, помечаем такие места скобками изъятия текста. И мы всегда удаляем всё, что нам говорят удалить. Мы делаем сейчас некоторый режим абсолютной анонимности для публикации текстов, с которыми совсем трудно работать. В этом режиме текст невозможно будет привязать к автору. Вместо имени и фотографии автора будет только пол и возраст, и из текста будут удалены все имена собственные. Для текстов, на публикацию которых у нас не будет никакого разрешения. Этот текст будет выходить только через поиск по всему корпусу, и не будет ссылки на страницу автора. Это будет некоторый анонимный текст, о котором мы знаем, что он записан такого-то числа человеком такого-то возраста и такого-то пола. Это нам нужно, потому что это научная история, потому что это корпус не только для историков, это корпус для лингвистов, для социологов, для психологов, для сценаристов. На самом деле мы даже до конца не понимаем всего спектра гуманитарных специальностей, которые с нами работают. Когда я говорю «мы», я имею в виду небольшую команду проекта: меня и пятерых-шестерых моих единомышленников, а также несколько сотен волонтёров, которые принимали или принимают в этом участие. И до последнего года мы не обладали юридическим лицом и действовали исключительно как низовая гражданская инициатива по сохранению памяти. Сейчас мы оформились как некоммерческий фонд гуманитарных исследований «Прожито» и находимся в поиске финансирования для развития нескольких направлений нашего проекта. Во-первых, мы довольно интересны с технической точки зрения. Мы относимся к той сфере, которая называется Digital Humanities, и мы очень хотим развивать инструменты для работы с рукописями и создавать инструменты для того, чтобы большое количество единомышленников могли контактировать друг с другом в сети и вместе, одновременно расшифровывать большие объёмы рукописей. И мы хотим получить финансирование на развитие гражданской, волонтёрской инициативы, на развитие нашей волонтёрской части и превратить наше сообщество довольно большое, но не очень связанное в условно говоря общероссийское и международное. Работа с рукописными дневниками в цифровую эпоху. Проект Прожито

В: Если я правильно поняла, Вы — собиратель информации. А на сегодняшний день информация востребована читателями?

О: Да, всё так. Мы довольно популярный у публики проект. То есть мы думали, что мы будем маленьким научным проектом, которым будут пользоваться филологи и историки. Оказалось, что мы скорее для широкого неравнодушного читателя. К нам на сайт заходит около пятисот человек в день. Аудитория в социальных сетях — 15 тысяч подписчиков, и это число постоянно растёт. И мы смотрим, в каких научных статьях ссылаются на наш ресурс. И уже выходят филологические статьи, где мы есть в заголовке. Например «Круг чтения советского человека по материалам дневников чтения в корпусе "Прожито"». В целом из моей рабочей коммуникации понятно, что и западные слависты, и историки, которые занимаются советской повседневностью, и лингвисты нами пользуются. Пишутся около десятка дипломов в Высшей школе экономики, потому что мы один из самых доступных инструментов анализа языка, который есть. И мы очень свободно делимся любыми данными. То есть практически всё, что у нас есть, мы готовы высылать по первому требованию, потому что это принадлежит не нам, потому что это — результат работы волонтёров, это передано нам наследниками и в целом мы не являемся владельцами этого.Работа с рукописными дневниками в цифровую эпоху. Проект Прожито

Возможно, я неправильно расслышала, или же лектор употребляет очень неожиданное слово в странном уникальном контексте. (МЕГАЛИТИЧЕСКИЕ КУЛЬТУРЫ — общее название ряда археологич. культур эпохи энеолита и бронз. века, одним из существенных элементов к-рых является возведение мегалитических построек.

Лекция: «Проект «Прожито». “Работа с рукописными дневниками в цифровую эпоху»

Спикер: Михаил Мельнеченко - Историк, автор проекта "Прожито"